OreGairu 8 (рус) Глава 1
Стоит ли говорить, что даже Хикигая Комачи может прогневаться?
Что, если.
Существует понятие «что, если».
Что, если бы жизнь была игрой, в которой ты мог бы сохраняться и потом возвращаться в то место, где должен сделать некий выбор? Изменилась бы она?
Ответ – громкое «нет».
Выгоду получат лишь те, кому такая возможность предоставлена. Те, кто о ней никогда не слышал, не выиграют абсолютно ничего, да и сама ситуация ничего им не даст.
Таким образом, сожалений не останется. Или, скорее, жизнь и была сожалением в миниатюре.
Такие дела.
Существует также и понятие «уже поздно». Ввязнув в пучину «что, если», ты не сможешь из неё выбраться. Какие бы ответы на заданный тебе вопрос ты не давал, в твоей жизни ничего не изменится. Приняв решение, отказываться от него уже поздно.
«If»[1], «параллели» и «петли» в этом мире не существуют. Короче говоря, наша жизнь линейна. Проповедовать возможности – затея абсолютно глухая.
Я прекрасно осознавал, когда совершал ошибки. Однако мир этому так и научился.
Его избороздили войны, нищета, гонения и прочее барахло. В поисках работы ты можешь достичь абсолютно ничего. Подрабатывая на полставки, человек трату даже карманных денег воспринимает как удар по кошельку, и заделывать брешь ему приходится деньгами из собственного же кармана.
Так где тогда искать в этом мире правду? Правда, основанная на ошибках, не имеет права называться правдой.
Хотя она может принять форму именно ошибок.
Но есть ли смысл в оттягивании конца того, чему существовать уже не суждено?
Однажды ты потеряешь всё. Такова истина.
Но всё же.
В неизбежной потере всего есть некая красота.
В неизбежном конце есть смысл. Даже такие вещи, как передышки, комбинации застоя и неуверенности, когда-нибудь закончатся.
И смириться с такой правдой – то, что должен сделать каждый.
Я уверен, каждый однажды вспоминает о том, что когда-то утратил, и представляет себе это как когда-то любимые им сокровища, либо же испытывает чувство, схожее с тем, которое накрывает его, когда он в одиночестве пьёт саке.
× × ×
Хреновое сегодня утро.
Откуда-то с безоблачного серого неба дул пронизывающий холодный ветер, шатавший оконные стёкла. Вкупе с тёплым воздухом в комнате их дребезжание толкало меня к искушению завалиться спать дальше.
Нет, серьёзно. Хреновое сегодня утро.
На дворе первый понедельник после экскурсии.
Понедельники – рассадники меланхолии. Я вытащил своё безвольное тело из постели и поплёлся в ванную.
В зеркале отражалось сонное, до конца не разлепившее глаза я.
Угу, ничего не изменилось.
Серьёзно, я как будто в стазисе живу.
Зеркало отражало все и каждую мои составляющие: нежелание идти в школу, желание весь день сидеть дома и страдать ерундой и предчувствие подкатывающей ко мне после выхода из входной двери тоски по дому.
Но кое-что было по-другому. Вода, которой я окропил своё лицо, была холоднее обычного.
Осень, по сути, кончилась, и окружающую действительность вполне можно было называть зимой. Ноябрь практически подошёл к концу, и до конца года оставался всего месяц.
Родители, дабы избежать утреннего часа пик, на работу ушли рано. Наступало время рабочей спешки и сверхурочных по вечерам – слишком уж людно было на улицах. Как я и думал, даже взрослые люди слабы пред лицом зимнего утра. Как оказалось, кутаться в футон до последней секунды хотелось всем.
Но даже несмотря на это, у каждого есть причина продолжать ходить на работу.
Сомневаюсь, что есть люди, которые ходят на работу ради работы. С другой стороны, есть те, которые ходят работу только и исключительно потому, что этого от них требует общество. Они не хотят становиться белыми воронами, и, предварительно проверив, что это нормально, вливаются в общий поток.
Короче, люди вечно ищут то, что может им что-то дать, ничего при этом не отбирая.
Моё отражающееся в зеркале лицо ничем не отличалось от лиц других людей. Но отражающиеся в нём глаза, смотревшие прямо на меня, были не такими, как у всех, и их гнилостный взгляд не имел ничего общего с тем, что старшая школа, достигшая на днях своего пика, меня достала.
Он делал меня собой. Он делал меня Хикигаей Хачиманом.
Довольно отметив свою стабильность, я вышел из ванной.
Когда я вошёл в гостиную, из кухни виднелась моя младшая сестра, Комачи. Она стояла над чайником в позе укротителя.
Раз родители уже поели, повлиять на то, что наш завтрак будет традиционным, мы уже не могли. Зато стоит Комачи налить чай, и всё будет готово.
Когда я начал отодвигать от стола стул, вода в заварнике вскипела. Комачи перелила её в обычный чайник и тут же подняла голову.
– А, доброе утро, братик.
– Ага. Доброе утро.
После обмена нашими обычными приветствиями Комачи восторженно произнесла:
– А ты сегодня бодрый.
Я склонил голову набок. Неужели я настолько не жаворонок? Хотя нет, по утрам я на самом деле слаб. Давление у меня, конечно, не низкое, но вот мотивация – вполне. К тому же, Комачи никогда касательно меня ни в чём не ошибалась. А ведь сегодня я и правда бодр.
– Вода холодная была, когда я умывался…
Я выдал первое, что пришло в голову, и Комачи глянула на меня сомнительным взором.
– М-да? А я ничего не заметила.
– Не, реально холоднее стала, а? Ладно, давай лучше есть, а то в школу опоздаем.
– А, ну.
Она принесла за стол чайник, громко шлёпая при этом тапками. Похоже, уважения к чаю «Орнаментный ястреб» моя семья не испытывает.
Усевшись, мы одновременно хлопнули в ладони и выказали благодарность за еду.
Зимой традиционные завтраки в семье Хикигая представляли собой блюда, подаваемые тёплыми, и суп мисо[2]. Последний разогревал тело перед выходом. Видимо, вместо маминой любви.
Но язык у меня был, что называется, кошачий, поэтому я на суп сначала подул. Подняв глаза на Комачи, делавшую то же самое, я увидел, что она тоже на меня смотрит.
Она аккуратно поставила тарелку на стол и, пару секунд помолчав, сказала:
– Слушай…
– М-м-м? – промычал я и выпрямился, побуждая её продолжать. Она осторожно, словно желая в чём-то удостовериться, спросила:
– Ничего не случилось?
– Нет… Да ты сама подумай: за всю жизнь со мной ничего не случилось. Говорят, что зло может таить в себе скрытое добро. Если допустить, что это правда, то пусть уж лучше что-то случится. Например, болезнь какая-нибудь хроническая прицепится. Пусть и будешь лежать в больнице, зато в итоге выйдешь из неё полностью здоровым. В общем, если ничего не происходит, значит, скоро может начаться буря, – на одном дыхании вывалил я. Комачи удивлённо моргнула.
– В чём дело, братик?
Это норма. Абсолютно нормальная реакция.
В её ремарке не было ни намёка на то, что мои слова хоть что-то в ней зацепили. Нет, я, конечно, бред сейчас нёс, но хоть как-то прокомментировать его можно было?
Мне ведь мозг напрягать, всё-таки, пришлось…
Вот они, последствия понедельника.
– Ты знаешь… Ничего не случилось, в общем.
Я быстро засунул в рот кусок яичницы. Кстати, это блюдо считается традиционным?
Услышав мои слова, Комачи только хмыкнула.
Она отодвинула свой поднос в сторону, чтобы перегнуться через стол, и вперила в меня взгляд.
– Знаешь, что?
– Что? Мамешиба[3]?
Или она бродячая кошка, оставшаяся у нас жить. На самом деле принцесса.[4]
Хотя она, скорее, рисовый монстр Паппу[5], у нас же тут завтрак. Обрюзгшей пандой[6] быть она тоже не могла – фигура у неё вполне себе нормальная. Хотя в такой позе она чуть выставляет напоказ свою грудь, так что немного лишнего жира ей не помешает. На самом деле нет. Такая, как сейчас, она и так красивее всех.
Едва я убедил себя в этом, Комачи вздохнула.
– Знаешь, ты, конечно, и несёшь вечно бред, но в этот раз он у тебя совсем бредовый, а значит, что-то не так…
– А-а-а, ясно…
Обычная резкая критика. На то, что твои слова – бред, ответить тяжело. Впрочем, она лишь подтвердила мои же рассуждения. Но всё же, так точно анализировать меня по речи и поведению… Она что, судебный психолог? Или просто сканирует мою личность?
– Слушай…
Комачи ткнула палочками для еды в салат и открыла рот, но засомневалась и закрыла его. Она перекатила соседний помидор с одного бока на другой.
Я примерно понимал, что за слова застряли у неё во рту (видимо, помогает кровное родство). Или я просто осознал то же, что и она.
Комачи аккуратно положила палочки на стол и задала касающийся меня вопрос.
– Между тобой и Юи-сан с Юкино-сан… ничего не случилось?
Слушая её, я продолжал молча есть. «Когда я ем, я глух и нем», всё-таки. Я аккуратно проглотил пищу. Затем, обуреваемый разнообразными чувствами, выпил суп мисо.
– Они что-то говорили?
– У-у, – отрицательно издала она, покачав головой. – Они не любят о таком говорить, ты же знаешь.
На эти слова мне нечего было ответить.
Может, Юкиношьта и Юигахама и парятся по мелочам, разбалтывать что-то чьей-то сестре они не станут.
– Мне что-то думается, что что-то не в порядке, – сказала Комачи, наблюдая за тем, как я на это отреагирую.
Мы живём вместе достаточно давно, чтобы подмечать некоторые вещи, хорошие или плохие, без слов.
Но бывает, что ты не хочешь, чтобы что-то подмечали.
– Ясно, – бесстрастно ответил я, приковав свой взгляд к стенным часам. Подняв палочки, я продолжил есть.
Комачи же медлила.
– Жуй медленнее. В любом случае…
Похоже, она настаивает на продолжении разговора. И не постеснялась заранее догадаться, что я попробую срезать его ещё на взлёте.
Её взгляд был направлен в послезавтра, а сама она вдруг что-то вспомнила.
– Такое ведь уже случалось.
– Правда?
Спросив, я тут же понял, о чём она говорит. Комачи намекала на июньский случай. Кстати, она сама тогда делала примерно то же самое: допытывалась до меня.
Да, я совсем не изменился. Чего и требовалось ожидать.
Не повзрослел, не стал смотреть на вещи под другим углом, ничего.
Тем не менее, Комачи, явно, чтобы согреть руки, взяла в них чайную чашку. Однако я отчётливо видел, что пар от неё не подымается.
– Но сейчас, как мне кажется, всё немножко по-другому…
– Разумеется. Люди день ото дня меняются. Даже клетки постоянно заменяют друг друга. Пять-семь лет – и человек, скорее всего, станет совсем другим. В общем, как ты понимаешь, люди…
– Ладно, ладно, – покорно улыбнулась Комачи, пытаясь сбавить мои обороты. Поставив чашку на стол, она положила руки на колени. – Ну и что ты сделал?
– Ты так говоришь, как будто это я что-то сделал, – ответил я, но Комачи продолжала молча на меня смотреть. Похоже, на очередной бред она не поведётся.
Я почесал голову и отвернулся.
– Ничего не случилось. Да и нечему было.
Комачи вздохнула.
– Что-то можешь случиться и без твоего ведома. Ладно… Давай всё по очереди.
– По очереди, говоришь?..
Я немного подумал.
С возвращения из Киото прошло всего несколько дней, но за это время я вполне успел пораскинуть мозгами. Заданный самому себе вопрос был таков: «Сделал ли я что-то неправильно или было ли что-то неправильное в том, как я это сделал?» В поисках ответа я пересмотрел все свои действия.
Единственное, за что можно было зацепиться, – окончательное решение, коим вымощена была дорога к самому безопасному исходу проблемы. Учитывая, что вариантов у нас было немного, мне казалось, что итога более чем достаточно.
Худшего мы избежали, вторую просьбу выполнили. Стоит ли нас хвалить за то, как мы к этому пришли, вопрос, конечно, интересный, но к консенсусу мы всё-таки пришли.
Однако расписывать всё это Комачи не стоило. Пока я в своих действиях уверен сам, мне беспокоиться не о чем.
– Нет, всё-таки ничего.
Я стряхнул с себя её вопрос и набросился на еду, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но Комачи так и не отвела от меня глаз.
– Опять за своё… Так что случилось?
Она неуверенно наклонила голову набок, подставила под подбородок руки и шутливо засмеялась.
За этой милой позой крылась серьёзная цель. Находясь в таком положении, она не позволит разговору закончиться на определённой ноте.
Но происходящее уже начинало меня бесить.
Обычно это случается не так быстро. На таком уровне я ещё подшучиваю над ней, повторяю её слова да сбиваю её с толку неожиданными фразами.
Но обычно и Комачи не настолько настырна.
Пытаясь вести себя нормально, я только разозлился.
– Это уже перебор. Отстань от меня.
– …
К удивлению Комачи, мои слова прозвучали грубо. Однако удивление длилось лишь долю секунды, и в следующий миг её плечи задрожали.
Вдруг она широко раскрыла глаза и громко воскликнула:
– Т-ты как со мной разговариваешь?
– Нормально я разговариваю. Это ты ведёшь себя как заноза в заднице.
Я хотел сказать вовсе не это. Я хотел обыграть всё в хорошую сторону. Но слово не воробей…
Да и вообще, всё не воробей, кроме воробья, но и того попробуй поймать.
Комачи смерила меня прищуренными глазами, затем опустила взгляд на стол.
– Хмпф, ладно. Хорошо. Больше я об этом спрашивать не буду.
– Давай.
Больше этим утром за столом разговоров не было.
Мы ели в полном молчании, и даже время, казалось, остановилось – настолько медленно оно тянулось.
Комачи одним глотком выпила свой суп мисо и встала. Она быстро составила свои тарелки друг на друга и поставила их возле раковины.
Затем она быстрым шагом пошла к двери, но на полпути остановилась. Не глядя на меня, она быстро сказала:
– Я пойду вперёд. Дверь запри после себя.
– Ага, – бросил я, и Комачи захлопнула за собой дверь.
За мгновение до громкого стука я услышал тихие слова:
– Всё-таки, что-то случилось…
Оставшись в одиночестве, я взял в руки чашку с чаем. Он уже остыл, и моему языку совсем ничего не угрожало.
Последний раз Комачи вела себя так ещё несколько лет назад. Задним умом я подумал, что мог её обидеть… И заволновался.
Злится Комачи редко. Но длится это долго. К тому же, она сейчас в расцвете полового созревания. По вечерам, когда она приходит домой, я совсем не знаю, какого лица от неё ожидать.
Вот так. Она моя сестра, а я не знаю.
С другими людьми очень тяжело сходиться.
× × ×
Примечания
- ↑ «Если». Команда многих языков программирования.
- ↑ Суп из соевой пасты.
- ↑ Японские бобы в форме собачьих голов.
- ↑ Возможно, намёк на Сейлор Мун, я даже первый сезон ещё не досмотрел (прим/пер.).
- ↑ [1] Маскот токийской компании-производителя риса.
- ↑ Отсылка на аниме Panda no Tapu Tapu. И вообще, к чему всё это (прим/пер.)?
| Иллюстрации | На главную | Глава 2 |
