OreGairu 8 (рус) Глава 7

Глава 7: Стоит ли говорить, что даже Хикигая Комачи порой проявляет доброту?

К концу ноября вечера и ночи заметно похолодали.

Однако я был покрыт потом, потому что полдороги домой изо всех сил давил на педали.

Дома из моего часто открывавшегося рта хотя бы пар идти перестал.

В чём был, я вошёл в ванную, скинул с себя школьную форму и встал под душ.

Горячая вода больно колола моё холодное после улицы тело.

В который раз смывая с волос шампунь, я понял, что плохое настроение водой смыть не получится, и закрыл кран.

В зеркале отражалось только моё мокрое я. Со всё тем же нелепым и угрюмым выражением лица.

Я вышел из ванной, обтёрся насухо и переоделся в домашнее.

На втором этаже, в гостиной, находился только наш кот Камакура, в позе мясного рулета спящий на диванных подушках.

Лучшее средство от усталости – зоотерапия. Я слишком уж неистово крутил педали, и организм, выработавший неприличное количество молочной кислоты, находился просто по ту сторону усталости.

Сев на диван, я перевернул Камакуру, вытянул его в длину, пощёлкал по ушам, потискал лапки и зарылся лицом в шерсть на пузе. Блин, охрененно.

Донельзя разозлившись на меня за такие игры, кот холодно на меня смотрел. В его взгляде отчётливо виднелась фраза: «Ня что с этим человеком?..» Чё, не понравилось, охрененный ты мой?

– Ха-ха-ха… Ха-а…

Я заметил, что мой смех перешёл во вздох.

– Прости.

Я попытался погладить кота в знак извинения, но он отвернулся и спрыгнул с дивана. Медленно ступая по полу, он подошёл к двери, подпрыгнул на высоту ручки, умело открыл дверь и вышел. А закрыть за собой? Зима почти, холодно, блин.

Ушедший Камакура оставил меня в полном одиночестве.

Обычно вечера были тем ценным периодом времени, который я отводил на расслабон и бесцельное времяпрепровождение.

Однако, несмотря на всю тишину, в голове моей крутились те же мысли, что и по пути домой.

Мысли о выборах в учсовет. Пытаясь насчитать, сколько раз повторил сам себе одни и те же вопросы и ответы, я совсем сбился со счёта.

Юкиношьта и Юигахама. Что произойдёт, если одна из них станет президентом учсовета? Мы лишимся клуба обслуживания. Ничего страшного в этом нет. Это неизбежно. Рано или поздно, но это случится. Даже если его не разобьёт внешняя угроза, он прекратит своё существование после нашего выпускного.

Так в чём тогда дело? То, что клуб однажды исчезнет, я понимал с самого начала. Так в чём тогда дело?

Стоп, почему я вообще об этом так пекусь?

Сейчас меня начнёт допекать то, что я вообще о чём-то пекусь, и л’си, избранный фал’си с Пульса, будет сослан с Кокона…

Ни серьёзный, ни несерьёзный подход к ответу меня не приводили.

Я возвёл взгляд к потолку и испустил протяжный вздох.

Раз я не понимаю, в чём дело, значит, ответа нет.

Но одним из начальных условий всей задачи было то, что у меня нет причин.

Причин шевелиться, причин действовать. Причин решать задачу.

Нет причин решать – нет и задачи.

Кандидатуры Юкиношьты и Юигахамы подводили просьбу Ишшики к логическому выполнению. Их план можно назвать эффективным… с высокой долей вероятности того, что он сработает.

А раз так, мне делать больше нечего.

Ради Ишшики выступать против девушек мне незачем.

Но неуютное ощущение того, что я должен что-то сделать, никуда не уходило. В голове постоянно вертелся вопрос: «Всё ли сейчас хорошо?» Каждый раз, как он возникал, я отметал его потоком доводов, но вскоре он возникал вновь, и процесс повторялся заново.

Блин, что за манера? Разбираться в чём-то на ходу – тоже само по себе задача.

И всё же, большинство предыдущих проблем решать удавалось хрен пойми как и по мановению фиг знает какой палочки. Я даже обсудить свои проблемы ни с кем не мог, а если бы и мог, то не стал бы.

Люди обращаются за помощью либо к ближним своим, либо к тем, кто их поддерживает.

Но если границы доверия пересечь, отношениям наступит конец. Представьте, как просите лучшего друга оплатить половину вашей ипотеки.

Так что круг лиц, к которым я мог обратиться, был слишком узок.

Пока ты не сможешь поддерживать других, ты не имеешь права просить поддержки для себя.

Раз вы падёте оба, доброта протянувшего к тебе руку помощи человека будет истоптана и загажена. Если этим кем-то буду я, это произойдёт с доверием ко мне других.

В кредо одиночек входит пункт о том, что мы не мешаем остальным. Они гордятся тем, что не доставляют никому лишних проблем. Так что я должен гордиться тем, как обычно поступаю.

И поэтому ни я не стану ни на кого полагаться, ни другим на себя не дам.

Но если исключение из этого правила и есть, то только семья.

Семью ты волен парить сколько душе угодно. Если мои домашние начнут мне докучать, я буду молчать.

Доброта и доверие членов семьи не подчиняются законам, и они готовы протягивать тебе руку помощи, какой бы ситуация ни была.

Пусть на отца никогда нельзя положиться, пусть мама болтлива и иногда бесит, пусть я сам ни на что не годен, пусть моя красивая и порой подлая сестра не шибко всматривается между строк.

Этим отношениям причина не нужна.

А если и понадобится – «мы же одна семья».

Даже если ты не можешь кого-то простить или ненавидишь – причина не изменится.

И если я решу на кого-то положиться…

…почему бы этому человеку не оказаться членом моей семьи?

Просто темка не из тех, которые я стал бы обсуждать с родителями… Польза от них, конечно, есть. Они ведь для того и существуют, чтобы растить меня, периодически ругать и дарить свою любовь, я прав? Вы сперва о своём возрасте до здоровье позаботьтесь, блин. И тут, скрипнув, открылась дверь.

«Опять Камакура?» – подумал я, поворачиваясь к ней лицом. Но в гостиную вошла Комачи, на которой был свитер размером больше нужного.

Судя по тому, как моя сестра, не обращая на меня никакого внимания, открыла холодильник, она решила немного отвлечься от учёбы и чего-нибудь попить. Не обнаружив ничего подобающего её вкусу, она закрыла дверцу.

Похоже, напиток лишь ей один и нужен был – она вернулась к двери.

– Комачи, – непроизвольно окликнул я её.

– Чего?.. – спросила она, повернув ко мне только голову и глядя вполоборота. Значит, всё ещё злится… Может, в другой раз поговорить? Нет, если я сейчас отмолчусь, то испорчу всё ещё больше.

– А-а-а, – запнулся я. – Кофе будешь?

Комачи кивнула.

– Угу…

– Принято…

Я встал и принялся за дело: налил в чайник воды и поставил греться, а чтобы не тратить время зря, сразу же взял две кружки и банку растворимого кофе.

Комачи ждала чайник, молча склонившись над кухонной стойкой, примостив подбородок на ладонях.

Я тоже ничего не говорил.

Вскоре вода вскипела, и я разлил ей по кружкам. Мне в лицо ударили запах кофе и жар кипятка. Я повернул одну из кружек ручкой к Комачи и придвинул к ней.

– Вот.

– М.

Комачи взяла кружку в руки и пошла к двери. Явно в свою комнату собирается.

Она всем телом приказывала мне не разговаривать с ней, пока она не остынет, но когда я слушался чужих приказов?

– Слушай, Комачи…

– …

Она остановилась прямо перед дверью, но ждала моих следующих слов, не поворачиваясь ко мне лицом.

Интересно, думает ли она о том, что я не опускаю руки даже сейчас?

– Мне нужно с тобой посоветоваться, – обеспокоенно сказал я.

– М-м-м. Ну говори, – сразу же откликнулась она, прислонившись спиной к стене.

Впервые за неделю посмотрев друг другу в лицо, мы засмеялись.

Но Комачи быстро закрыла рот и откашлялась.

– Только сначала ты должен сказать кое-что ещё, а?

Верно. Мы только-только помирились, и сразу просить об одолжении будет слишком эгоистично. В поисках нужных слов я почесал затылок.

– Я в тот раз это… В общем, прости за то, что так с тобой говорил.

Комачи мрачно надулась.

– Не только говорил. Извинись ещё за свои поведение, характер и глаза.

– Ага…

Я не стал перечить ни единому её слову. Комачи продолжила:

– И в том, что бы там ни случилось, по-любому виноват ты.

– А-а-а, действительно.

Мне нечем было ей возразить. Но облава Комачи этим не заканчивалась.

– И ты так толком и не извинился.

– М… Ну да.

И правда, то, что я сказал, извинением никак не назвать.

Пока я готовился повторить всё должным образом, Комачи вздохнула. И покорно улыбнулась.

– Впрочем, это ж ты, так что мне хватит. Я же твоя сестра. Поэтому я тебя прощаю.

– Спасибо тебе большое…

Может, разозлил её я, но сейчас она вела себя просто-таки нахально. Моё недовольство у меня сейчас, наверно, и в голосе слышно, и на лбу написано. Комачи это, ясен пень, заметила, так что я отвернулся и кашлянул.

– И… я тоже хочу попросить у тебя прощения.

Она очень вежливо поклонилась. Я сам собой саркастично улыбнулся.

– Да ладно, не парься. Я тебя прощаю. Я же твой братик.

– А-а-а, в доме завёлся нарцисс!

Мы прыснули. А затем медленно прильнули к кружкам. Кофе был вкусным даже без молока, сахара и сгущёнки.

Комачи поставила кружку на стол и спросила:

– Так что случилось-то?

– Долгая история.

– Ничего страшного.

Комачи села на диван рядом со мной.

× × ×

Долгий, очень долгий рассказ завершился. Я объяснил Комачи, что произошло на экскурсии и что творится с выборами.

Она принесла с кухни ещё кофе и поставила на стол перед диваном.

– Ясно... Ну да, на тебя похоже, – первым делом сказала она. – Но знаешь, кроме меня, тебя вряд ли кто-то поймёт. Я сама понимаю, только потому что мы с детства вместе.

Я потянулся за кружкой. Комачи вбухала туда ровно столько молока и сахара, чтобы напиток стал тёплым.

Молча сев рядом со мной, Комачи взяла свою кружку двумя руками и поднесла ко рту. Отхлебнув, она подняла голову.

– Не будь мы знакомы, я бы решила, что ты дурак, и вдоволь посмеялась. Подумала, что ты ни на что не годишься… Хотя всё равно жалко.

Она подтянула ноги на диван и обхватила их руками.

– Но другие так не сделают. Они совсем ничего не поймут, но им тоже будет больно.

Я и не ожидал, что кто-то поймёт. Как иначе-то наслаждаться каким-нибудь самодовольствием? Я ведь не ради кого-то там всё это делал. Они и не смогут понять или посочувствовать мне.

Единственным исключением из правила была моя младшая сестра. Однако улыбка Комачи отдавала печалью.

– Ко мне ты добр, но это ведь только потому, что я твоя сестра, да?.. Если бы я ей не была, ты ко мне и не подошёл бы.

– Ну, как сказать…

Я задумался.

Комачи-которая-мне-не-сестра?.. Ох ты ж, что это за чудесная, очаровательная красотка с потрясной фигурой? Я прям видел, как прыгаю с крыши после её твёрдого отказа, так что лучше держаться от неё подальше…

Понятно. Но этого не случится. Я представить себе не могу, чтобы Комачи не была моей младшей сестрой. Да и не в том дело, чтобы вместе гулять. Я ни с кем не сошёлся бы вне зависимости от того, была она моей сестрой или нет.

Комачи – это Комачи, и ничего, кроме Комачи. Зачем вообще допускать, что она может не быть моей сестрой?

– Знаешь, забудем это предположение – я рад, что ты моя младшая сестра. А фраза-то на много баллов потянет.

– Б-братик! Мф…

Притворяясь, что прячет слёзы радости, Комачи закрыла лицо руками. Даже носом зашмыгала для реалистичности. Но в следующую же секунду она преждевременно прервала свой фарс и, сделав невозмутимое лицо, саркастично сказала:

– Хотя если бы ты мне братом не был, я бы к тебе не только не подошла, но и не думала бы о тебе совсем.

Прошу прощенья?.. Девочка ещё злится? Это уже домашнее насилие, прекрати, пожалуйста.

– Нет, ну во мне же всё равно что-то хорошее есть, да?

– Не-а. Блин, за что мне такое наказание? Задрал.

Так далеко можно было не заходить… Я же теперь в печали. Да у неё и лицо сейчас такое серьёзное…

Ты тоже для меня больше не кавайная няка…

Пока я, цокая языком, ехал на поезде своих безрадостных мыслей, Комачи быстро улыбнулась и пихнула меня в бок.

– Но так мы и показываем свою любовь друг к другу после всех этих пятнадцати лет. А, фраза-то на много баллов потянет!

Ага, то есть, то, что ты сказала сейчас, плещется где-то на дне.

Но что самое странное, её слова убеждали.

– Ну да, как ещё после пятнадцати лет-то?..

Прожитые годы чего-то да стоили. Хотя бы той же некавайной младшей сестре, которая так их ценит.

Вдруг плечам стало тяжелее. Повернув голову, я увидел, что Комачи опёрлась на меня.

– И ещё пятнадцать лет. Нет, нас ждёт куда больше.

В это можно поверить. И как за пятнадцать лет я научился уживаться с Комачи, так однажды смогу и с кем-то другим.

Но нынешнему мне это не под силу.

– Завязывай с софистикой.

– Слушай, когда ты софистику разводил, я терпела, – сухо ответила Комачи. Она потыкала пальцем мне в щёку. – Есть сейчас и есть потом! Понимаешь?!

– А-ага…

Комачи довольно кивнула и убрала палец с моей щеки. А затем помрачнела.

– Тут не только тебя всё касается, но ещё и меня. Мы же с тобой как один. Юкино-сан и Юи-сан мне очень нравятся. И поэтому я не хочу, чтобы клуб исчезал. Ведь если он исчезнет, наши пути разойдутся.

То, что ты видишься с кем-то каждый день, ещё не значит, что вы с этим человеком сойдётесь. А если с кем-то и сойдётесь, но не будете видеться, то разойдётесь всё равно. Таких взаимно обратных взаимоотношений, основанных на чувствах, мне никогда не понять.

Положив голову мне на плечо, Комачи мягко спросила:

– Так чтό, ради меня, ради моих друзей нельзя ничего сделать?

– Эх, куда деваться, раз просит сама сестра?

Ради сестры я готов на всё. Хачиман – самый лучший брат.

Комачи дала мне ответ.

Если бы она этого не сделала, я не получил бы нужного мне стимула.

Причины, которой я постоянно искал.

Замечательной причины защитить это время и место.

Услышав моё бормотание, Комачи улыбнулась и монотонно произнесла:

– Угу, раз я прошу. Я же жуткая эгоистка. Выкручивайся теперь!

– Что правда, то правда.

Я с силой взъерошил её волосы. Вскрикнув, она замотала головой, а заодно и моими руками.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – с гордостью ответила Комачи на моё слово благодарности. Я убрал руки с её головы и посмотрел на часы.

– Спать, наверно, пора. Поздно уже.

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Ага, спокойной.

Комачи встала и ушла к себе.

А я вновь увалился на диван.

Проблему и причину её устранения я нашёл.

Но намерений Юкиношьты не понимал. Поэтому и не мог до сих пор ничего сказать.

Да и с методом Юигахамы согласиться не мог. Понять – мог. Потому что он напоминал мне свои.

Не основывались мои поступки на самопожертвовании. Ни разу.

Я протягивал короткую руку помощи, нацеленную на эффективный метод решения проблемы, и боролся до конца. Что-то из этого должно было получиться.

Поэтому с моей субъективной точки зрения мои методы превосходны.

Но если найти объективную альтернативу, от их превосходства не останется и следа.

Следы нарциссизма я видел даже во взглядах, полных сострадания и жалости. Эти чувства существуют для того, чтобы один человек мог смотреть на другого свысока. А жалея самого себя, ты сам себя и унижаешь. Но с чьей стороны это ни происходит, сии деяния ужасны и нечестивы.

Но существует одна объективная вещь, которая превосходит жалость и сострадание.

И я заметил её лишь тогда, когда она замаячила перед самыми моими глазами.

Я просто не хотел, чтобы кто-то страдал.

И это совсем не такое чувство, как жалость и сострадание.

И поэтому я и сам не назову, и другим не дам назвать её поступок самопожертвованием.

Чтобы не дать Юкиношьте Юкино и Юигахаме Юи стать президентом учсовета.

Что же сделает Хикигая Хачиман?

× × ×

Примечания

Глава 6

На главную

Глава 8