Sayonara piano sonata~Russian Volume 4 - Chapter 6

Глава 6: Восковая фигура; пули; гены.

В конченом итоге я попросил Тэцуро о помощи с подарком для Мафую.

– Альбом «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»? Разве у нас не завалялся такой в кладовке? Ты же у нас рокер, вот и поройся там хорошенько.

Мы только что поужинали. Тэцуро возлежал на диване, словно главарь мафиози, взбалтывал бутылку виски и жевал сушеных кальмаров.

– А, эм-м. Вообще-то я уже отдал его кое-кому.

Я поднял взгляд, чтобы оценить настроение Тэцуро, изо всех сил пытаясь выразить извинения на лице.

– Тогда топай в музыкальный магазин или еще куда. Ты наверняка найдешь там еще один.

– Эм-м, это была виниловая пластинка. Тут дело непростое, не могу объяснить. К тому же американская или японская версия не подойдет. Это непременно должен быть оригинал из Великобритании.

Я еще раз украдкой взглянул на лицо Тэцуро.

– Поэтому я подумал, что сам не смогу найти такую штуку, даже если попробую поискать на барахолках. Но будь ты на моём месте, то мог бы что-нибудь придумать, верно?

– Слушай, такая штука может обойтись до десяти тысяч йен, в курсе?

– Да. Прошу, сейчас я могу уповать лишь на силу индустриального пройдохи!

– О, так ты, наконец, осознал всю прелесть положения индустриального пройдохи? Теперь ты понял, что должен уважать меня? Отлично, я покажу тебе несколько упражнений, которые укажут тебе путь стать индустриальным пройдохой прямо сейчас!

– Не-а, я отказываюсь от этого.

– Давай хоть поверхностно. Вот два основных движения. Разводишь руки широко в стороны…

– Не нужно демонстрировать их мне! – я тыкнул выключатель, чтобы вырубить «Турецкий марш».

– Ты уверен, что можешь так разговаривать со мной? Я могу отказаться помогать тебе с пластинкой, понимаешь?

– Аргх-х… – черт меня дернул стать должником худшего из людей.

– Ну и пусть. Главное, чтобы ты преклонялся перед могуществом моего личного локатора.

После сказанного Тэцуро действительно удалось наложить лапы на «Оркестр» уже на следующий день. Успел ко дню рождения Мафую. Теперь можно не переживать.

– Ну и, как теперь ты выразишь мне свое уважение? Ох, мальчик мой, не могу дождаться… – ухмылялся Тэцуро, пританцовывая с пластинкой в руке.

Ты что, из детского садика сбежал? Я прогнал эту мысль и попытался найти в себе хоть какую-нибудь благодарность. Я произнес:

– … Полагаю, у нас сегодня будут сукияки.

– С говядиной «Мацусака»? Или «Кобэ»?

– Оторви жопу от дивана и иди работать, если хочешь мяса с таким ценником!

Но хватило даже австралийской говядины , чтобы Тэцуро прослезился. Я запросто управляюсь с отцом, которого легко ублажить. Я имею в виду, могу стать шеф-поваром, когда дело доходит до пищи.

Я скрылся в своей комнате после ужина. Может, чересчур заблаговременно, но я бережно упаковал пластинку в оберточную бумагу и даже перевязал её ленточкой. Я лег на кровать и уткнулся лицом в подушку, смущенный картиной в мыслях, где я вручал Мафую подарок. Черт. Смогу ли я сохранять спокойствие? И еще мне предстоит побывать дома у Мафую.

Девушка приглашает меня к себе… Я уже раньше бывал в комнате Чиаки, но если не принимать этого во внимание, то я впервые испытаю подобное. Что делать?

– Хочешь, я изображу Эбисаву Мафую, чтобы ты поупражнялся? Я хорошо подражаю чужим голосам.

– Убирайся к чертям!

Вопрос задал Тэцуро, просунув голову в дверной проем моей комнаты. Я запустил в него подушкой, выпроваживая его прочь.

Кагуразака-сэмпай не появилась на утренней практике следующего дня. Это был первый случай её прогула репетиции с проведения школьного фестиваля. Нам троим ничего не оставалось, кроме как поупражняться до начала уроков, но она не появилась, даже когда раздался предварительный звонок.

– Прослушивание уже скоро. Возможно, она занята приготовлениями к нему, – предположила Чиаки. Понятно. Сэмпай наверно снова что-то планирует.

– Мы не подберем гитарную обработку без сэмпай…

– Но, Мафу-Мафу, от твоего соло меня бросает в дрожь. Играй как так же, как на предыдущих выступлениях, – сказала Чиаки, повернувшись к Мафую, пока та укладывала свой Стратокастер в кейс.

Мафую широко распахнула глаза:

– …Это потому, что Кёко не было, вот я и исполнила вокальную партию вместо неё… – робко пробормотала Мафую .

Я был одного с Чиаки мнения. Мы уже определились с последней частью выступления – это будет «С Рождеством» Джона Леннона. Так как сэмпай отсутствовала, Мафую вместо неё исполнила мелодию вокала. Получилось живое и внушительное соло. Исполнение, которое мы с Чиаки никогда не забудем.

– Вот здорово получится, если ты внезапно подключишься со своим соло к первому припеву! Все что нужно, это твоя гитара и синтезатор.

– Но у меня только две руки.

– А, точно.

Я тоже задумался о предложении Чиаки.

Когда название песни утвердилось, Джон Леннон пел: «С Рождеством», – мелодию, что знаменовала Рождество; в то же время дети пели: «Война закончится», – мелодию, молившую о мире. Это была песня с двумя мелодиями, звучащими одновременно.

Мафую воспроизвела вокальную партию Джона Леннона гитарным соло, чем словно подбросила песню в воздух. Было бы чудесно, если бы и слушатели затянули: «Война закончится». Осталось бы добавить лишь орган от синтезатора.

Идея в моей голове потихоньку приобретала очертания, пока я складывал инструменты.

Я как будто слышал мелодию рождественской песни из-за закрытой двери, когда мы вышли из комнаты. Чиаки заперла дверь и посмотрела на небо, дежка руку на дверной ручке.

– … Если бы только мы могли быть вместе навек.

Мафую и я обернулись, когда услышали слова Чиаки. Слабая улыбка появилась на её лице, которая исчезла в мгновение ока. Она продолжила:

– Было бы здорово с оглушительным успехом прорваться через прослушивание и вместе провести Рождество.

Мафую нерешительно посмотрела на меня. Она первой разорвала зрительный контакт, когда наши глаза встретились, и устремила свой взор на Чиаки:

– … Давайте постараемся изо всех сил, – согласилась Мафую мягким бормотанием.

– М-м-м… По крайней мере мы вчетвером будем вместе.

Улыбка Чиаки веяла тоской одиночества сильнее, чем осеннее небо, но я ничего не смог произнести. Чиаки тихо сказала, что пора идти на уроки, и бегом сорвалась с места.

Четвертый урок – физкультура – закончился. Парни переоделись и шли из спорткомплекса в класс. В этот момент велосипед промелькнул в школьных воротах с невероятной скоростью, чем привлек внимание многих. Косы танцевали в воздухе, словно хвостовые перья птицы. Девушка затерялась промеж зданий.

– …Она ужасно опоздала.

– И она одета как на прогулку. И в мини-юбке, в придачу, хотя на улице зима.

– Вид со спины её длинных стройных ног, когда она остановилась, был просто потрясающим.

Кагуразака-сэмпай только что прибыла в школу?.. Чем, черт возьми, она занималась? Я рванул в класс, поставил бэнто на стол Чиаки и поспешил к репетиционной. Обеденный звонок достиг меня, когда я добрался до газона на заднем дворе.

Я застыл на месте, когда открыл дверь в комнату кружка.

– О, привет, молодой человек. Ты рано.

– Уа-а-а!

Я пересекся взглядами с сэмпай, которая в этот момент просовывала руки через рукава блузки, и попятился назад. Мало того, что я смог до мелочей разглядеть её лифчик – юбка тоже была не застегнута.

– Извини! – крикнул я и отвернулся.

– Я не смогу закрыть дверь, если ты не войдешь, ты понимаешь?

– Перестань говорить бессмыслицу и сейчас же оденься! – заорал я сердито, стоя к ней спиной. Хихиканье сэмпай оборвалось хлопком закрывшейся двери. Я сделал несколько глубоких вдохов, опершись руками на колени.

– Сейчас ты можешь войти, молодой человек.

Эти слова долетели из едва приоткрытой двери. Я доверчиво зашел; моим глазам предстали кремовые плечи и гладкая обнаженная спина сэмпай.

– …По-почему ты раздета?

Пораженный, я выскочил из комнаты.

– Я собиралась переодеться в победоносное нижнее белье, так что я подумала, ты поможешь мне с застежками.

– Застегивайся сама!

– Вот досада. Я переоделась. Не волнуйся, теперь ты можешь войти.

Правда? Действительно правда? Я открыл дверь на миллиметр, чтобы через малюсенькую дырочку удостовериться в этом. Сэмпай даже школьную тунику накинула, поэтому я зашел внутрь.

– Я думала, это неплохая идея – открыто совратить тебя разок, но все закончилось ничем, полагаю.

Чего? Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Чтобы выкинуть картинку гладкой кожи сэмпай из головы, я изо всех сил отводил от неё взгляд, и всё внимание уделил настройке баса. Я уже видел её в купальнике, но казалось, что это совершенно разные вещи.

– Меня терзают смутные сомненья. Разве у тебя нет сексуального влечения, молодой человек?

– Что ты-ы подразумеваешь под этим?

– Мне хорошо известна притягательность моей спины. Ты ведь уже видел её раз пять? Разве ты хоть чуточку не возбудился?

– Я видел её лишь два раза! – что, черт побери, несет эта девица?

– Так ты даже помнишь количество. От этого меня переполняет счастье.

Сэмпай сверкнула своим звериным оскалом, которого я не видел довольно давно. Меня зажали в угол. Сэмпай обхватила мою голову с обеих сторон, не давая мне шевельнуться.

– …Сэ-сэмпай? Ты сегодня странно себя ведешь. Что-то случилось?

– М-м-м, кое-что меня печалит не на шутку. Я вообще-то сейчас навещала организаторов рождественского концерта.

– О.

– Они определились с датой нашего прослушивания. Оно будет в следующую субботу.

Суббота… Я порылся в памяти и вздохнул с облегчением. Как раз перед днем рождения Мафую.

– Я надеялась, они пересмотрят дату. Я даже лично вела переговоры, но всю впустую.

– Эм-м… суббота не подходит?

– Больше всего подошло бы воскресенье.

– Э? Почему?

– День рождения товарища Эбисавы попадает на этот день, не так ли?

Я был ошарашен. Я не мог разгадать смысл, таящийся в словах сэмпай, поэтому какое-то время стоял сбитый с толку, зажатый в её хватке.

– Так как я хотела, чтобы наше прослушивание разрушило её день рождения.

– … За-зачем?

– Ты спрашиваешь меня «зачем»? – сэмпай вдруг приблизила свое лицо к моему. Кончики наших носов едва не соприкоснулись. – Для чего же еще, кроме как не дать вам двоим отметить праздник?

– Чего…

– Мне удалось помешать вашей встречи в Сочельник, но, похоже, я зря тратила время.

Сочельник? Она сейчас сказала Сочельник? Получается, наше участие в концерте… Понятно, значит, сэмпай знала о моих планах пригласить на то выступление Мафую.

Но зачем? Что здесь происходит?

– Ты правда не понимаешь, почему? Ты настолько непроходимо туп – ведь это же очевидно, – улыбнулась сэмпай, наконец, отпустив меня.

Мое лицо пылало, будто его сунули в печь.

– Хорошо. Причина действительно простая, но, полагаю, мне нужно начать с начала – так я смогу передать свои чувства в твое сердце.

Сэмпай оперлась на стену и вытащила свой Les Paul из кейса. Я же прислонился к стене спиной и сполз на пол.

– Я рассказывала тебе о причине, ради которой была рождена в этом мире. Ты еще помнишь?

Я кивнул. Что здесь происходит? Я ощутил, как непостижимая и пугающая привлекательность исходит от революционерки любви передо мной. Черная как смоль гитара, перекинутая через её плечо, напоминала орудие смерти, которое могло вырезать сердце из человека, не оставив на теле ни одной царапины.

– Понятия не имею, о чем ты думаешь, но я собираюсь устроить революцию в этом мире. Со времен зарождения капитализма бесчисленное количество неудачников умерло на своем пути стать последним революционером. А теперь…

Сэмпай уселась на стол и моргнула.

– Почему, как ты думаешь, эти революционеры один за другим терпели неудачу?

Я повернул голову где-то на два миллиметра влево, потом вправо.

– Причина проста. Они неправильно понимали порядок. Нельзя с самого начала звать себя революционером. Причина в том, что боец умрет на самом пике славы. Не будет смысла, если он станет пеплом, после того как распространит свои слова по миру. Однако…

Сэмпай воткнула провод в усилитель. Раздался звук «пам», когда она подала питание – словно толстая жила порвалась.

– Но Джон Леннон отличился; он самый успешный революционер в истории. Сперва он стал музыкантом, таким образом, он уже привлек себе мировое внимание до своей битвы. Даже если мир забудет Михаила Бакунина или Льва Троцкого, имя Джона всегда останется в сердце каждого. Почему так? Строго говоря, ты не сможешь передать свои чувства другим лишь словами. Есть лишь два способа тронуть до глубины души: кровью или песней.

Сэмпай щелкнула переключателем на своем Les Paul. Шум пронзил репетиционную. Казалось, что я сейчас в чьем-то сердце.

– Если они несут свои слова, положа на кон свою жизнь, тогда революционеры умрут прежде, чем увидят начало рассвета. Я не могу совершить такую же глупость. В чем цель приносить себя в жертву ради двух-трех цитат, записанных в большом сборнике знаменитых изречений? Нужно петь, если ты действительно хочешь изменить мир. Песня доставит меня на вершину, и тогда я произнесу свою речь. Я изменю этот мир, вылеплю, словно восковую фигуру, своим теплом.

Я едва улавливал смысл слов сэмпай. Но я понял вот что.

Сердце сэмпай прямо сейчас обливается кровью.

Этого нет в словах; боль, пронизывая насквозь, била меня в самое сердце. Почему всё пришло к этому? Почему у неё такой печальный облик?

– Но я думаю, что, наверное, умру, не воплотив свою мечту, прямо как Джон Леннон, убитый четырьмя пулями. Король беспомощен, когда дело касается козней смерти, даже если он на вершине мира… Или даже скорее, потому, что он на вершине мира. Однако у меня есть преимущество, которого не было у Джона. Как ты думаешь, что это?

Это был не совсем вопрос. Это просто мгновение, чтобы перевести дыхание, заворожить меня взглядом и облизать губы.

– Я женщина. Влюбленная женщина, понимаешь? Я могу иметь ребенка; я могу увериться, что новая жизнь не пострадает от пуль, и посвятить всю себя его воспитанию. Я не позволю моей революции закончиться так же, как их. Даже если моя жизнь подойдет к концу, мой ребенок сможет продолжить шествие к рассвету нового мира.

Сэмпай положила руку на струны и взглянула на потолок, прежде чем вздохнуть. Гнетущая атмосфера заморозила воздух в репетиционной. Пальцы сэмпай вдруг пришли в движение. Это была «Марсельеза». Песня французской революции, омытая человеческой кровью.

– … Ну, это только пролог.

– Только пролог?! Чертовски долго!

Возразил – первое, что я сделал, когда, наконец, смог вдохнуть. Сэмпай громко рассмеялась.

– Итак, после сказанной речи самое время развеять твои сомнения.

– Под моими сомнениями ты подразумеваешь… – я напрочь забыл об этом, расслабленно слушая её длинную речь.

– Причину, по которой я расстроила твои планы отметить Рождество вместе с Мафую.

А-а, да, верно. Я был ошеломлен тем, как внезапно тема разговора вернулась ко мне. Однако я приложил все силы, чтобы устоять на ногах и оперся для этого об стену.

– С другой стороны, было бы замечательно, если бы ты сам смог понять всё без моих дальнейших объяснений.

– Не-а. Все равно ничего не понимаю.

– Все это означает, мне нужен ребенок, который унаследует мои амбиции. А для этого ему также потребуется отец.

– Ха-а?

– Мне что действительно нужно сказать что-то вроде «женись на мне» или «я не прочь заполучить твои гены», чтобы ты меня понял?

У меня не нашлось слов. Я сполз на пол. Сэмпай же сняла Les Paul c плеча и приблизилась ко мне с одурманивающей улыбкой на лице…

– Э? А-а, нет, э-э-э?

– Ты все еще думаешь, что я играюсь, молодой человек?

– Нет, ведь ты!..

Сэмпай села передо мной на корточки и приблизила лицо к моему. Она прошептала мне в ухо:

– Считая этот, я уже несколько раз объяснялась тебе в любви.

Такое ощущение, что мои внутренности облили жидким азотом. Я пошарил в воспоминаниях и вспомнил прежние слова сэмпай. Но зачем? Это было…

– Знаешь, молодой человек. Сейчас я впервые опробовала вкус такого сокрушительного поражения. Человек, которого я люблю, украден девушкой, которую я люблю, и девушка, которую я люблю, вот-вот украдет человек, которого я люблю. Ты не должен ничего говорить, молодой человек. Я наверное просто покрою тебя поцелуями, если сейчас услышу твой голос.

На расстоянии, когда неловкое движение приведет к контакту, губы сэмпай вывели эти слова.

– Я давно знаю, для кого ты бережешь уголок в своем сердце. Но даже в этом случае у меня нет выбора, кроме как стоять до последнего. Лучше совсем не рождаться, чем сдаваться в битве за любовь.

– Эм-м…

– Тем более что я изо всех сил старалась не дать тебе с товарищем Эбисавой вместе проводить время. Я добивалась успеха в одном, но терпела неудачу в другом. Просто, не так ли? Так теперь ты понимаешь, какие усилия я прилагала, чтобы вы не сблизились?

Сэмпай сверкнула еще одной спокойной улыбкой. Я должен был попытаться всеми силами остановить её.

Она была серьезна. Она не лгала. Её чувства ко мне были настоящими.

– После этого дружба и вера, что была между нами прежде – наша обычная дружба – сгорит и исчезнет, превратившись в ничто. Прискорбно, но ничего нельзя сделать.

Превратится в ничто.

Сэмпай и я не сможем больше быть вместе как раньше, словно ничего не случилось.

Это… действительно так?

– Верно, вот что значит признаться в любви. Какая страшная штука. Осмысленные людские фантазии будут нежно отняты любовью. Единственное, что останется, это клинки. Хэй, молодой человек. Ты никогда не задавался вопросом, почему я ни разу не называла тебя товарищ, хотя сама втянула тебя в свою революционную армию?

Я затаил дыхание.

Ты спрашиваешь об этом в такое время?

– Наступит день, когда ты превратишься в моего дражайшего врага. Я поняла это, когда впервые тебя увидела.

Наша первая встреча. Тогда Кагуразака-сэмпай сидела на крыше репетиционной. Смотрела на меня, пленяла меня. А я уже проложил путь к сердцу сэмпай, путь, проложил задолго до этого.

– Тебе не нужно отвечать на мои чувства, молодой человек. Я не хочу знать.

– Почему…

– Ты спрашиваешь почему? Я предстала обычной влюбленной девушкой, когда ты лишил меня маски. Я не хочу услышать ответ, который меня ранит. Я сейчас сдерживаю желание обнять тебя крепко и выплакать скопившееся на сердце.

Я не видел лжи в её глазах, которые смотрели на меня пытливо.

– …Н-но… почему… я?

Сэмпай прижала указательный палец к моим губам, чтобы удержать остальные слова.

– Девяносто процентов мирового счастья и несчастий исчезли бы, если бы мы могли сами выбирать, в кого нам влюбляться. И не было бы ни одной парочки. Не так ли, товарищ Аихара?

Я услышал скребущий звук о стену. Пока я вертел головой, сэмпай мгновенно встала, открыла дверь и протянула руки наружу.

– Не нужно никуда бежать. Входи, – произнесла довольная сэмпай, таща за руку кое-кого.

Это была Чиаки. Её лицо стало еще краснее, когда мы пересеклись с ней взглядами.

Услышала ли она наш разговор? Воспоминания, как я зашел в комнату и запер дверь… все расплывалось. Нет, но…

Я не мог произнести ни слова. Я присел возле стенки и наблюдал за сэмпай, которая обнимала Чиаки и что-то ей говорила. Где Мафую? Её здесь нет, верно? Об этом я переживал – единственное, что было ясным среди всего хаоса в моей голове.

Мафую наконец появилась спустя половину обеденного перерыва. Судя по всему, она сначала заглянула в лазарет. Она говорила мало, возможно из-за того, что почуяла взрывоопасное напряжение, царившее в комнате.

Моя рука совсем не слушалась во время обеденной репетиции. Разумеется, я был не в состоянии запомнить, на кого я смотрел и с кем пересекался взглядами. Я просто взмолился, чтобы звонок прозвенел как можно скорее, когда я взял несколько раз не те ноты. Удивительно хотя то, что остальные тоже были почти на пределе.

– Нао, хватит уже!

– Не принуждай себя, молодой человек…

– Прекрати играть, если не хочешь, Наоми!

Последовал шквал упреков после мгновения тишины. Я не смог никому ответить или посмотреть им в глаза. Я отложил гитару в сторону.

Когда уроки кончились, я смог сказать Мафую и Чиаки лишь: «Извините, эм-м, я немного… я не приду сегодня на репетицию». После этого я закинул бас на спину и ушел. Голова была готова лопнуть.