Bakemonogatari! (Russian) Suruga Devil:002

«Не можешь стать лекарством - стань ядом. Если не способна и на это, то останешься просто водой»

Той, кто это сказала, была моя мать.

Полагаю, возможно, что она не была хорошей матерью – по крайней мере, она порядком отличалась от общественного определения «матери».

Она настолько от него отличалась, что когда по телевизору или в книгах я сталкивалась с образом «матери», то, осознавая в своей голове, что же такое действительно «мать», я испытывала неловкость и неудобство, превосходящие ощущение странности.

С другой стороны, то, что мать должна быть святой матерью, было лишь старомодным предубеждением, и я понимаю, что в теории этот так называемый материнский инстинкт представляет собой не более чем результат полученного обучения.

Но я все равно полагаю, что она была чудной.

Я считаю, что она была странной матерью.

«Суруга. За то время, что будет течь твоя жизнь, ты точно будешь представлять собой большую проблему, чем кто-либо еще. Ты безнадежно тусклая и раздражающая. И это не потому, что ты хуже, а потому что ты слаба. Ты проживешь всю свою жизнь, влача эту слабость за собой, – я молюсь о том, чтобы ты не сделала эту «проблематичность» своим резон детр»

Она была той, кто любила запутывать других, говоря вещи, которые ты вроде как понимал, но не было особо уверен в том, что действительно понял – она никогда не относилась ко мне как к ребенку, она всегда относилась ко мне как к полноправному взрослому. Родитель, не относящийся к своему ребенку как к ребенку, - даже подобное звучало странно.

Для родителя ребенок всегда должен быть ребенком.

Но, похоже, что для того человека я была лишь «вон тем маленьким индивидом».

Даже послушав ее друзей, я серьезно считала ее ненормальной.

В любом случае, поведение моего родителя было для меня естественным.

Естественным.

Однако, в том, что я росла, считая эту естественность странной, сомневаться не приходилось.

Мне всегда было интересно, что в ней нравилось моему отцу – ну, возможно это просто была моя светлая и абсолютная вера в невинность, подразумевавшую то, что муж и жена обязательно должны любить друг друга.

Задаваться надо не тем, что в ней нравилось моему отцу, а почему она сбежала с ним и вышла за него замуж.

Они просто не выглядели настолько страстными людьми.

У нее были тяжелые времена.

По крайней мере, это то, что я слышала.

В тот момент, когда она сошлась с наследником дома Канбару, она столкнулась с множеством трудностей, испытала чужую язвительность, не раз сломалась, и, в итоге, сбежала.

Она жила, словно убегая.

Выражаясь без приукрас, это не была счастливая история любви.

По крайней мере, они не получили благословления.

Это была история любви, что двигалась в противоположную от счастья сторону – если сконцентрироваться только на этом, то я чувствую то, что она и впрямь была моей матерью, но так же полагаю, что между мной и ней есть непримиримая разница.

Может, я просто хочу так думать.

Я хочу, чтобы так было.

Может дело лишь в этом – однако, изначально, может быть именно мать – та, кто не хотела бы быть со мной связана. Ей бы не захотелось быть связанной с такой как я, которая не особо хорошо представляет, когда стоит отступить.

Все же.

Они были настолько хорошей парой, что даже в дорожной аварии скончались вместе; даже их биологическому ребенку, их единственной дочери, не было места рядом с ними.

Это то, во что я верю.

Я верила в это уже долгое время, но, в последнее время, начала верить еще сильнее.

После того как отец и та умерли, за мной стали приглядывать родители отца – не знаю, есть ли у меня бабушка или дедушка по материнской линии. Это может прозвучать странно, но мне кажется, что вероятность того, что тот человек был «чьим-то ребенком», была невероятно мала – совершенно случайно, моим бабушке и дедушке та женщина, что украла у них драгоценного и единственного сына, а затем погибла в событие, похожим на двойной суицид, была тем, кого они никогда не смогут ненавидеть в достаточной мере. Хоть они некогда не произносили никаких обвинений в ее сторону, пока я была маленькой, но их враждебность, по отношению к тому человеку, была не тем, что они могли полностью скрыть.

Вот почему я считаю, что им стоило высказать побольше.

Если бы они это сделали, то мы могли бы пожаловаться на это вместе.

Я осмеливаюсь так думать.

«Когда ты стала моей дочерью, ты была тут же проклята. Хотя, это касается не только тебя, в тот момент, когда ребенок «появляется на свет из другого человека» он становится проклят. Тебе не кажется это противным? То, что человек появляется на свет из другого человека, я имею в виду. В этом тяжком мире вера в то, что все естественные проявления жизни священны, принимается бесспорно, но не кажется ли тебе, что Бог наградил тебя проклятьем, за которое надо быть благодарной? Или это лишь мое воображение? Нет, нет, то, что ты мне важна, приписывают не к моим чувствам или воле, а к воле Господа»

То, что она это сказала (или сказала что-то в этом духе), похоже, означало, что по-своему, каким-то уникальным этому человеку способом, она парадоксально считала, что я ей важна.

Теперь, коли я об этом упомянула, мне вспомнилось, как отец сказал что-то в духе: «этой девушке будто бы Бог его жизнь прожить велел». Теперь, задумываясь над этим, то, что он называл свою жену «этой девушкой», вызывает улыбку, но я не могу смириться с таким мнением.

Я не могу просто взять и проглотить его.

Просто, если бы спросили меня.

Тот человек была словно дьявол.

«Бог и дьявол есть одно – люди могут смутить тебя, подарив тебе песню и танец, но это лишь их промыслы. Не давай себя спутать такими очевидными вещами…»

Говорила та женщина.

Моя мать.

Канбару Тооэ, чье девичье имя было Гаен Тооэ, говорила это мне.

«Скорее, вставай, моя глупая дочь! Сегодня начинается будоражащий новый семестр!»

«!»

Ва.

Ошеломившись от этого крика, я открыла глаза – конечно же, это был сон, однако это отчитывание прозвучало настолько по-настоящему в моей голове, что я немедленно очнулась.

Несмотря на холодное утро первого апрельского дня, мое тело в мгновенье покрылось потом.

«……А-а-арх»

Самое худшее пробуждение.

Самое худшее пробуждение за всю историю Канбару.

Мне показалось, что я умерла – каждое утро Арараги-семпая будят две его сестры, о чем он очень громко жалуется, однако, но как бы его не разбудили, это наверняка было не посредством атаки смертельным оружием, пока он спал, поэтому ему никогда не приходилось просыпаться в подобной панике.

Аа, это было страшно.

…… Ну, сегодня всему виной этот сон, но я и так уже долгое время давно не просыпалась «с удовольствием».

Глядя на левую руку, подумала об этом я.

Глядя на левую руку, примотанную скотчем к одному из столбов комнаты.

«……Хаа»

Отрывая эту клейкую ленту своей голой правой рукой, что было для меня довольно обычным привычным занятием, я постепенно достигла спокойствия.

Мое сердцебиение замедлилось.

Из-за того, что я основательно приматываю мой левую руку к неподвижному столбу, я не способна вертеться во время сна, от чего хорошенько выспаться становится сложно, но если этого не сделать, то я не смогу узнать о том, что совершаю во время сна. Я не знаю, что я способна совершить, пока сплю, пока пребываю без сознания.

Если бы я ограничила себя наручниками или чем-то подобным, то присутствовала бы возможность того, что я могу бессознательно открыть замок, а потому я использую скотч. Таким образом, если в середине ночи прямо во время сна я отправлюсь куда-то в дождевике, клейкая лента порвется, и ей не удастся воспользоваться снова, так что, даже если я не смогу предотвратить свои походы во сне, я, по крайней мере, буду знать, о том, что куда-то ходила.

Я смогу узнать о своих грехах.

Я не допущу возможности греха невежества.

Я забыла о том, что такое хороший сон, но лучше забыть об этом, чем быть в невежестве.

Начиная с этого мая.

С тех пор как напала на Арараги-куна во время сна, находясь в трансе, пребывая без сознания – с тех пор как оказалась одержима дьяволом, я начала использовать это глупое ограничение.

Кто знает, сколько рулонов скотча я на это истратила.

Нет, это не было пустой тратой.

Каждый раз, просыпаясь утром и видя, что моя рука обмотана клейкой лентой, я испытываю успокоение – хорошо, похоже, что этой ночью я никого не избила.

Это не было пустой тратой.

«Ха ха – тяжко знать о собственных деструктивных порывах, настигающих тебя, когда пребываешь без сознания, Суруга. Невежество – не грех, а благословление. Большинство людей способно прожить свою жизнь, не зная того, что человеческая натура эквивалентна обезьяньей, или еще какому-либо подобному зверю, но тебе по-настоящему не повезло. Или мне следует сказать, что над тобой поиздевались? Не то чтобы я оставила тебе «обезьянью лапу» с этой целью. Тогда зачем? Не спрашивай. Только неудачники задают вопросы»

Мне показалось, что я слышала этот голос, но, проигнорировав его, я начала одеваться.

На дворе все еще стоял слишком прохладный сезон, для того чтобы спать голышом.

Я вздрогнула, но не из-за ночного пота.

Мое утро начинается с того, что мне необходимо сменить бинты, которые стали липкими из-за клейкой ленты – скотч, оголенный от своего клея, в противоположность кухонному переднику на голом теле. Мне кажется, что это довольно стильно.

Или это кажется только мне?